[Nerwen]

Фигня и поток сознания. Получилось как-то очень похоже на фанфик в худшем смысле слова и, честно говоря, все не совсем так, как хотелось выразить. За суть мыслей отвечаю, за форму - не очень. Но это для внутреннего использования, так что сойдет. Переделывать что-то свыше моих сил.

Беннер после шаурмы

Неожиданный дребезжащий звук прорвал тишину полутемного гостиничного номера и заставил Брюса вздрогнуть. Он сидел на кровати, прижав колени к груди и настолько ушел в себя, что не сразу смог сообразить, что звук издает телефонный аппарат, стоящий на обшарпанном прикроватном столике. Бог ты мой, отстраненно подумал Беннер, какой раритет наше время. Разве что с кнопками, а не дисковый, а все остальные признаки были налицо — белый пластик с парой трещин, крученый провод и этот ужасный звуковой сигнал.
Брать трубку он не собирался. Если звонят из Щ.И.Т.а — а вероятность этого составляла 99%(оставим один процент администратору гостиницы, мало ли), ему с ними разговаривать не о чем. Рано или поздно придется, раз уж они так быстро его нашли, да и выбраться из страны без них было бы слишком хлопотно. Знакомств в криминальных кругах, с помощью которых можно было разжиться подельными документами, у Брюса не водилось. Телефон наконец-то заткнулся.
- Если они позволят тебе покинуть страну на этот раз, - вполголоса сказал себе Беннер, и тут же понял, что эта мысль была лишней. Он сделал глубокий вдох на четыре счета, задержал дыхание и так же медленно выдохнул. Мысли о Щ.И.Т.е будили запертую в углу сознания злость, а ничто так не провоцирует выбросы агрессии, как страх. Беннер знал это лучше многих. А сейчас, видит бог, он был напуган, очень напуган, дезориентирован и практически близок к отчаянию. Вне Америки он мог тешить себя иллюзией, что его жизнь не так уж плоха. Воображать себя возвысившимся над превратностями судьбы, познающим самого себя, благодетелем, почти безвозмездно помогающим людям. Вся его жизнь была ложью - ложью о том, что он может контролировать себя и не так уж опасен. Что ему вообще есть место среди нормальных людей. Но здесь реальность грубо разбивала все защиты, тщательно выстраиваемые годами, тыкала в лицо правду: ты жалкий изгой. Без возможности на что-то опереться. Не имеющий шансов ни скрыться, ни спрятаться. Ты всегда будешь под колпаком, Беннер. И твоя стеклянная комната всегда будет ждать тебя. Мы разрабатываем оружие только против пришельцев из других миров, как говорит на голубом глазу Фьюри. Мы не собираемся держать вас в клетке, доктор. Мы вам доверяем.
От мыслей о Фьюри злость снова выступала на первый план. Тебя поимели, Беннер. Снова. Использовали, даже почти не скрывая этого факта. Знали о своей безнаказанности и власти вертеть им и остальными так, как захочется руководству Щ.И.Т.а.
Телефон снова завзвонил. Это было кстати, потому что мысли снова принимали опасный оборот. Думая о конторе, Беннер испытывал страх и отвращение перед их методами, а взять себя в руки, когда больше всего хотелось залезть под кровать и сжаться в комок, было чертовски сложно. Закономерной реакцией на страх была ярость, и когда она нападала открыто, пытаясь накрыть его с размаху, уворачиваться труда не составляло. Но ярость знала, как к нему подобраться и в рукаве у нее было много всяких штучек. Порой она подкрадывалась, дюйм за дюймом отвоевывая пространство в его душе, как прилив медленно захватывает заброшенный пляж, и, соответственно этой аналогии, на поверхность всплывало все дерьмо. Пусть приходят, - думал он в такие минуты, - и получат все, что заслужили. Кто, господи помилуй, они такие, чтобы считать, что имеют право заставлять его проходить через это?! Знают ли они, каково это — каждый раз возвращаться в свое тело, не помня почти ничего, понятия не имея, где находишься, не зная, скольких ты убил или покалечил?..
Вдох. Выдох. Брюс прекрасно знал, откуда берется это дерьмо. Это был его второй секрет, и делиться им он пока ни с кем не стремился. Беннер всегда использовал деликатное словосочетание «другой парень», но себе врать не стоило — нет никакого другого парня. Из ничего не возникает ничего. Все дело в тебе, Брюс Беннер, потому что это ты — чудовище. Монстр. Убийца.
На улице что-то громко заскрежетало. Брюс бросил взгляд в сторону окна, но взгляд уперся в грязноватые жалюзи и две пустые коробки из-под пиццы на подоконнике. Вставать и выглядывать не было никакого желания. Наверное, растаскивают покореженные машины. Да и какая разница? От резкого движения правую сторону шеи пронзил укол боли. Морщась, Брюс приложил ладонь к больному месту. Впрочем, все его тело представляло собой одно большое больное место. Карту военных действий с расставленными флажками вражеских локаций. Беннер тряхнул головой и тут же пожалел об этом, к тому же на покрывало посыпалась какая-то дрянь. Кажется, бетонная крошка, застрявшая в волосах. Нужно было принять душ, но у него было ни сил, ни желания смотреть на себя в зеркало. Нужно было поспать, но заснуть не получалось. Он уже пытался, на кровати и на полу, с подушками и без, но везде что-то куда-то впивалось, зажималось, раздражало и причиняло боль. Да и не в этом было дело. Он никогда не спал хорошо, а уж надеяться на блаженное забытье после инцидента было просто смешно. Сон был необходим — за последние двое суток он успел перехватить только пару часов в самолете, а отключку на развалинах заброшенного завода вряд ли можно было назвать отдыхом. Но воспаленному сознанию было наплевать, оно возвращалось к круговерти безысходных мыслей, как преступник возвращается на место преступления.
На тумбочке стояла недопитая бутылка колы, Беннер отвернул крышку и глотнул. Хотелось простой воды, но для этого нужно было встать и опять же дойти до ванной, а там он заглянет в зеркало... Нет. Руки отчетливо дрожали и Беннер обхватил кистями запястья, чтобы не замечать. Пальцы левой руки наткнулись на знакомую неровность: шрам, оставшийся после неудачного падения с велосипеда, когда ему было 11. Детство, проведенное в маленьком городке на восточном побережье, представлялось ему тепреь кривой, состоящей из точек, обозначающих разнообразные травмы. Он неудачно лазил через забор, неудачно падал с дерева, неудачно отыграл один фубольный сезон в средней школе... Мама очень расстраивалась — она думала, что Брюс нарывается на драки с другими мальчишками. Тепреь эти точки представлялись ему замкнутой линией, территорией, куда ему тепреь доступа не было. Но иногда, как сейчас, удавалось проскользнуть в это заповедное место и он мог вспомнить. Мамины руки, запах маминого пирога, кухонная скатерть в крупную клетку, мамины дешевые духи и потертая сумочка, из которой она, как фокусник из шляпы, извлекала пару мятых долларовых купюр и говорила, что у нее «совершенно случайно есть два лишних доллара», и если кое-кто оторвется от телевизора и вымоет посуду, они могут пойти в кино «на этот ужасный фильм, про который ты мне все уши прожужжал». Что давали ему эти воспоминания, Беннер не мог сказать. Они... доказывали — что? Давали надежду... - на что?
Телефон зазвонил. Беннер подумал, что нужно выдернуть его из розетки к такой-то матери, но провод уходил куда-то за тумбочку, рука туда не пролезала, а слезать с кровати... Наклоняться... Потом надо было еще разогнуться... Пусть звонит. Беннер лег на спину и уставился в потолок. Было неудобно, но сидеть в одной позе к этому моменту тоже стало мучительно. В комнате стало уже почти совсем темно. По улице проехала полицейская машина, гремя сиреной. Телефон умолк.
В голову Беннера вдруг закралась мысль, что звонить может кто-то из... новых знакомых. Называть их мстителями или, упаси боже, супергероями, не поворачивался язык. В конце концов, тут все взрослые люди. Супергероям место в мультсериалах, а мстителям — в романах Дюма.
- Что за чушь ты несешь, - сказал он себе вслух, для усиления эффекта. - Никто из них не знает, куда ты пошел и не станет напрягаться, чтобы это выяснить. Совместное спасение мира это еще не повод для продолжения знакомства.
Конечно, после того, как все закончилось и когда они утоляли голод в закусочной, все ощущали душевный подъем. Пару часов они чувствовали себя командой. Они шутили и хлопали друг друга по плечу, радовались победе, но это закончилось за порогом кафе. Беннер был благодарен им за этот короткий период спокойствия и не мог винить их в том, что все они разошлись по домам, где их ждала привычная жизнь. Никто кроме него самого не виноват в том, что он вынужден переживать свое отчаяние в душном гостиничном номере за пятнадцать баксов в сутки. Пятнадцать из тех тридцати, которые он одолжил у Старка. Когда Брюс попросил об этом, он даже удивился тому, как естественно это прозвучало. Можно было трактовать это как дурной знак — неужели он настолько потерял самоуважение, что теперь его не волнует, как жалко он выглядит, прося взаймы у миллионера? С другой стороны, разве не было бы лицемерием делать вид, что все в порядке, и в итоге провести ночь в какой-нибудь подворотне? Старк странно посмотрел на Беннера, но решил в кои-то веки удержаться от подколов и просто выложил на стол три мятые десятки. Брюс слегка улыбнулся мысли, что по внешнему виду Тони можно предположить, что даже денежные купюры у него должны выглядеть идеально, как будто отглаженные. Хороший парень стив Роджерс тут же полез в карман, чтобы помочь попавшему в затруднительное положение товарищу, но, к облегчению Беннера, Капитан Америка не носил с собой денег. Отказать стиву было бы очень проблематично, а Брюс не сомневался, что тот сам перебивается кое-как на случайных подработках. Беннеру нравился Стив, и Тони тоже нравился. В том, что их симпатия к нему ограничивалась временем, потраченным на спасение мира, не было ничьей вины. Впрочем, откуда тебе знать, - с досадой подумал Брюс. Откуда ты знаешь, что чувствуют люди? Ты никогда не был хорош в определении человеческих мотиваций... до тех пор, пока не узнавал каким-то шестым чувством, что они угрожают твоей безопасности? Откуда тебе знать, насколько искренна твоя симпатия к этим парням, или ты просто уже настолько спятил от одиночества, что готов вцепиться в любого,кто, как тебе кажется, может тебя понять?
Рывком поднявшись, Брюс сел и обхватил голову руками. Мышцы спины взвыли, реагируя на резкую нагрузку. Частота пульса — он это чувствовал — приближался к критической, в висках стучало. Необходимо было успокоиться, но он не мог. Не хотел. Весь этот контроль, насилие над собой — ради чего? Эти мучения все равно будут продолжаться, и продолжаться, и продолжаться, и никто, никто на этой гребаной планете не может тебе помочь.
- Вынь голову из задницы, Беннер! - произнес он вслух дрожащим голосом. - Прекрати жалеть себя.
Разумеется, он не стал меньше себя жалеть, это был просто стереотип. Так всегда говорят в подобных ситуациях. Или «будь мужчиной». Или «ты справишься». Значение имел только звук голоса, он всегда отрезвлял, а говорить можно было что угодно, хоть читать стихи, хоть сыпать скороговорками.
Преодолевая сопротивление тела, стремящегося к состоянию покоя, Беннер встал, практически слыша, как скрипят мышцы и поворачиваются суставы, и подошел к окну. Отодвинул жалюзи и выглянул нааружу. На улице мягким светом горели фонари. Это выглядело бы почти уютно, если бы этих фонарей не было три штуки на весь квартал. Наискось от унылого фасада гостиницы, в которой находился Беннер, светилась неоновая вывеска пиццерии. К ней, как верующие, жаждущие благословения, в любое время дня и ночи, стремились адепты веры в несокрушимую Америку. Брюс внутренне поморщился от корявости формулировки, но он, в конце концов, не был литератором,а в точности своего сравнения не сомневался. Получив ключи от номера, он первым делом направился под сень яркой вывески и заказал две большие пиццы на вынос. После «инцидентов» у него всегда появлялся зверский аппетит. Симпатичная блондинка в фирменной кепке с красным козырьком — студентка колледжа? или старшеклассница, нашедшая подработку на лето? - трещала без умолку о том, как они перепугались, когда в соседнее здание угодил здоровенный кусок камня, разнеся витрину аптеки, а потом прилетел еще один, довершив разрушения — видите, вон там? Надеюсь, вы не пострадали, мистер? Нет, что вы, просто рядом со мной что-то рухнуло и, кажется, мне не удалось полностью привести себя в порядок, да? В новостях говорили что-нибудь? Не знаю, у нас перестал работать телевизор, видимо, повредили кабель. Но клиенты рассказывали, что говорят о каких-то супергероях, богах и огромном зеленом монстре. Вы можете себе это представить? Верите в такое? Что вы, моя дорогая(он ответил так естественно, что сам почти испугался — это звучало так, словно он действительно был доктором Беннером, честным американцем, который мог говорить с юной девушкой в пиццерии слегка снисходительным тоном), наверняка это очередная сенсация, призванная прикрыть промахи правительства и запудрить людям мозги.
Для него стало открытием, насколько приятно было хоть на миг почувствовать себя частью системы — той системы, которую он, мягко говоря, недолюбливал и прекрасно видел все ее слабые места. Неужели можно только выставить человека из Штатов, а Штаты из него — нет? О какой только чуши не заставишь себя думать, только бы отвлечься...
Телефон снова заверещал. Пожалуй, можно и ответить. Послать агента Щ.И.Т.а куда подальше — вежливо и корректно, разумеется. Маленькие радости. Может быть, это даже поможет ему заснуть.
Беннер сел на кровать и снял трубку.